в один напоминал всегдашнюю старую собаку. Всё выдавало их безусловное родство – возраст, тяжёлый взгляд, талия сластёны, манера складывать конечности. И даже платочек у него был на шее. Сбившийся, повязанный на манер шарфа, чуть линялый – как у собаки. «Вот это номер! – подумала я. – Чудесное превращение животного в человека. Другого объяснения быть не может».
А возвращаясь из магазина, я привычно повернула голову и теперь обнаружила на прежнем месте ту самую собаку. Но сейчас это была абсолютно другая – счастливая собака! Она приветно помахивала хвостом и, казалось, улыбалась. Всем своим видом она выражала нежнейшую любовь и бесконечную преданность, а ещё искреннюю, но сдержанную радость, и можно было видеть даже границы, которые установлены хозяином, иначе бы собака облизала его и его спутницу с головы до ног одним махом. Да – на скамейке сидел её хозяин собственной персоной. Тот самый несколько облезлый человек. Но, как всякий итальянец, – синьор. Рядом с ним, довольно фривольно на него облокотившись, возлежала синьора. Чуть младше его – года на два. Они увлечённо ели мороженое и болтали между собой, поглаживая собаку. И в этот чудесный, погожий денёк они выглядели как сущие подростки, жадно и изобретательно уплетая десерт на солнышке, да в дорогой их сердцу компании милого, добродушного пса. И каждый из них по отдельности, и все они, вместе взятые, были бесконечно счастливы!
И тогда я подумала: наверное, ради именно таких дней люди и мечтают стать продавцами мороженого.
Я тут в Перуджу поехала. Посмотреть чего-как. Год как в теме – и всё глубже и глубже зовёт меня Время, всё дальше и дальше относит от XVIII столетия. Вот уже год как я «живу в Ренессансе», потому и почувствовала себя прямо монстром каким. Самым главным специалистом! Зашла лениво так в пинакотеку, уже представляя, что увижу. И просто уверена была: теперь-то уж точно знаю, что к чему. А когда уже в поезд села, так – на всякий случай – открыла Муратова «Образы Италии». Что обнаружила? Я обратила внимание в музее лишь на трёх из им перечисленных художников. Мне же надо срочно обратно!
Вот так-то. Учиться, учиться и ещё раз учиться.
…одна девушка, гражданка Коринфа, уже достигшая брачного возраста, заболела и умерла. После похорон её кормилица, собрав несколько вещичек, которыми эта девушка дорожила при жизни, уложила их в корзину, отнесла к гробнице и поставила на могилу, а чтобы они подольше сохранились под открытым небом, покрыла их черепицей. Эта корзинка случайно была поставлена на корень аканфа. С наступлением весны, этот корень, придавленный тяжестью, пустил из своей середины листья и стебельки, которые, разрастаясь по бокам корзинки и прижимаемые в силу тяжести углами черепицы, принуждены были загнуться в виде оконечностей волют. В это время Каллимах, которого афиняне за изящество и утонченность его мраморных работ называли «искусник», проходя мимо гробницы, обратил внимание на корзину и на нежность обросших ее молодых листьев. Восхищенный новизной и причудливостью формы, он сделал для коринфян несколько колонн по этому образцу, определил их соразмерность и установил с этого времени правила для построек коринфского ордера.
Витрувий. Архитектор и инженер времен императора Августа
У нашего друга, большого любителя классической архитектуры и выпускника Академии художеств, есть самая настоящая мания – он хочет привезти домой из Рима акант. В прошлый приезд присматривался, видимо, даже прочитал таможенные правила и вот вчера нашёл то место, где акант растёт в изобилии.
Вообще-то – акант (акантус) – это сорняк. Однако древние греки задолго до восхищения Каллимаха, задействовали столь скромное растение в своих погребальных обрядах – изображение его встречается на предметах загробного культа. И судя по тому где была найдена самая первая коринфская капитель, мы вправе считать, что акант это растение Диониса. Вечно погибающего и вечно воскресающего бога, чья природа символизирует изначальное, наджизненное бытиё. А заодно этот сорняк ещё и знак триумфа, и лист коринфской капители. Потому-то и пришёл наш гость таким возбужденным, потому-то и требовал срочно лопатку. Нашёл целую поляну! Лопатки у нас никакой не нашлось. Лишними оказались только завалящие четыре ложки, но из «Икеи» – они бы точно не справились. Ведь у аканта такой корень, что просто так из земли не выдернешь! По совместительству наш друг ещё и ботаник-любитель, потому я доверяю его суждению – корневая система у этих листьев посерьёзнее, чем у крупного кустарника! Ведь не случайно это знак Вечности…
Рассказывает: «Опомнился я уже на коленях, на вилле Челимонтана. Рыл землю руками», – и он продемонстрировал свои красивые руки – с ногтями, теперь украшенными траурной каёмкой.
Челимонтана – знаменитая вилла XVI века, знаменитая потому, на ней провёл свои первые годы в Риме ещё не ведомый никому Караваджо. Хозяин её отличался хорошим художественным вкусом и оказал своё покравительство Микеланджело Меризи – предоставил ему кров, пищу и даже выделил мастерскую. Ныне это офис и чудесный парк географического общества в уютном жилом районе, в том самом районе, где селятся сами римляне. А это значит, там на одной скамеечке – бомж, на другой – две дамы в шляпах принимают солнце на декольте, у фонтана – мамы с колясками, а в тенёчке парочка занимается любовью. И птицы поют. Всё как обычно.
«И тут я понимаю, что выгляжу очень странно. Тогда я опомнился, поднялся с коленей и ушел… – трагически закончил он и в изнеможении пал на диван. – Я ведь долго рыл!»
А я давно так не хохотала. Действительно – маньяк какой! Я представила себе заброшенную поляну аканта в тени раскидистых пиний и моего приятеля высотою под два метра – огромного человека, который сначала носится в восторге посреди сорняков, припадая то к одному из них, то к другому, и вот наконец сбрасывает свою сумку и начинает рыть руками землю. Роет. Долго. Потом неожиданно резко встает и уходит. Ох, думаю, ребята в тенёчке точно сбились с ритма…
И ведь еле удержали его после бутылочки красного, уже ночью, от похода туда с ножом. «Чтобы перерубать корневища», – беззащитно улыбаясь, сказал он, сжимая в руке внушительную сталь для разделки мяса. По счастью, к утру он охладел к такому подходу. Ушёл на Кампо-дель-Фьоре, на базарную площадь, уговаривать какого-нибудь торговца цветов срочно найти ему сорняк: он сегодня уезжает.
Высшая моральная задача, к которой можно стремиться в драме высшего порядка, это – через посредство человеческих симпатий и антипатий – научить человеческое сердце самопознанию: именно в соответствии с теми или иными размерами такого знания каждое человеческое существо, в той или иной мере, может быть мудрым, справедливым, искренним, снисходительным и добрым.
Перси Биш Шелли. Ченчи
Один из самых знаменитых трагических сюжетов, основанный на реальных событиях, происшедших в конце XVI века в знаменитой римской семье, был интерпретирован очень разными и талантливыми писателями. Шелли, Дюма, Стендаль, Уайльд, Арто, Моравио – лишь краткий перечень тех художников слова, кто сохранил эту историю и донёс некоторые из тех страшных фактов до наших дней. Принято
